ПРЕДЛОЖИТЬ НОВОСТЬ ПОМОЧЬ ПРОЕКТУ 0
2017-ый – год 110-летия прокопчанина Ивана Селиванова – одного из самых известных в СССР художников-примитивистов. Поговорил об Иване Егоровиче с художниками, которые общались с «сибирским Ван Гогом» и прочитал его дневники. Этот текст – не компиляция. Надеюсь, он будет интересен и тем, кто о Селиванове слышит не впервые. Попытаюсь ответить на главный вопрос: почему этого художника почти забыли?
Андрей НОВАШОВ
Стихийный буддист
Имя прокопьевского примитивиста Ивана Селиванова могло бы стать кузбасским брендом. Но этого не случилось. В уходящем году юбилей живописца прошёл почти незаметно. В Новокузнецке состоялась его персональная выставка и научно-практическая конференция, посвящённая творчеству Ивана Егоровича. Кажется, на этом и всё. Насколько мне известно, в самом Прокопьевске никаких мероприятий, приуроченных к 110-летию, не было. Впрочем, в Прокопьевске вообще никогда не проходило персональных выставок Селиванова – ни прижизненных, ни посмертных (выставлялись только отдельные рисунки и открывались временные экспозиции с краеведческим уклоном).
Во второй половине 80-х о Селиванове много писали и даже снимали фильмы. Его имя знал каждый прокопьевский школьник. Учителя показывали репродукции работ знаменитого земляка. Мне, тогдашнему школьнику, в память врезалась «собака с человеческими глазами».
«Собака»
Вспоминая эту работу уже взрослым, определил Селиванова как «стихийного буддиста» (как бывают «стихийные анархисты»). Нарисуй такую картину профессиональный художник, она выглядела бы нарочитой. Но Селиванов писал, как видел. Его картины и рисунки не устаревают. На недавней новокузнецкой выставке экспонировались выполненные им женские портреты. Некоторые похожи на работы знаменитой мексиканской художницы Фриды Кало, с творчеством которой прокопьевский наивнист не мог быть знаком. А селивановский портрет Спартака (он много раз ходил на фильм о предводителе римских рабов) напомнил образ Степана Разина.
Почему имя Селиванова сегодня не на слуху? Может быть, в 80-е его поторопились назвать выдающимся, или я много слышал о Селиванове потому лишь, что родился в Прокопьевске? В 1990-м, через год после смерти Селиванова, вышла книга о нём московского искусствоведа Нины Катаевой «И была жизнь…». Катаева цитирует живописца Бориса Отарова, работавшего в заочном народном университете искусств (ЗНУИ), где учился и прокопьевский наивнист: «Самые талантливые, кого нам удалось выявить и выпестовать, - Иван Селиванов, Павел Леонов, Сергей Степанов, Эльфида Мильте, Елена Волкова». Не принципиально, что список талантливых воспитанников открывает именно Селиванов. Важно, что он попал в «шорт-лист», ведь художников из народа, которых курировал ЗУНИ, были сотни.
Селиванов получил признание и на международном уровне. Его работы выставились в Берлине, Бонне, Праге, Токио, Нью-Йорке; удостоены трёх Гран-при на Международных выставках в Париже. Имя Селиванова включено во «Всемирную энциклопедию наивного искусства», изданную в Лондоне и Белграде в 1984 году.
«Петух»
В Прокопьевск Селиванов приехал в 40-х, и именно в этот период всерьёз увлекся живописью и поступил в народный университет. Благодаря педагогам ЗУНИ, в 50-е годы работы прокопчанина начинают выставляться. Если Селиванов учился живописи, можно ли говорить о нём как о самородке и самоучке? Как писала Нина Катаева и как сегодня рассказывают прокопьевские художники Виктор Самошкин и Олег Комаров, Иван Егорович получал задания и рекомендации от столичных педагогов, но далеко не всем советам следовал, и в живописи шёл своим путём. Именно на это и делали ставку педагоги-кураторы ЗУНИ. Один из них, Юрий Аксёнов, на упрек: «Вы никого не учите», отвечал: «Мы никого не дрессируем».
«Будут следить, сбегу!»
Столичным искусствоведам он был известен лучше, чем кузбассовцам и прокопчанам. Селиванова недолюбливали местные «ответственные работники». Городские и областные газеты о Селиванове иногда писали. После одной такой публикации журналиста вызвали «на ковёр»: партийному чиновнику кто-то донёс, что Иван Егорович якобы пишет иконы. Сегодняшние ханжи все как один православные, а тогдашние руководители-коммунисты ненавидели всё, связанное с религией.
Во время недавней беседы с Олегом Комаровым и Виктором Самошкиным поинтересовался, был ли Селиванов верующим. Виктор Иванович уверен, что Селиванова можно считать православным. Олег Дмитриевич с коллегой не согласен:
- Он мог верить во что угодно. Его мировоззрение ближе к дохристианскому, языческому. Мог и крепкое словцо употребить, и выпить, и без порток ходить.
Виктор Самошкин
Олег Комаров. Фото автора
Селиванов жил в избушке, обнесённой высоким забором. В молодости много странствовал в поисках работы, но, осев в Прокопьевске, даже в кузбасские города выезжал редко, а за пределы Кузбасса, кажется, вообще не выбирался (педагоги и столичные знаменитости иногда приезжали к нему). Магазинную еду не признавал, за исключением хлеба. Питался плодами со своего огорода – картошка, морковка, бобы.
Эти бобы Олег Комаров взял на память, когда Селиванов переезжал в приют.
Мало с кем общался. Невысокого роста (всего метр сорок девять), с крестьянской бородой, одет не по моде. Окружающие видели в нём чудака, или, как сказали бы сегодня, фрика. О Селиванове Олег Комаров впервые услышал в 60-е от отца: «Прихожу на рынок, а там один чудаковатый товарищ необычные картинки рисует и продаёт»! В 70-е художник-примитивист приходил в художественную школу, где работал Олег Дмитриевич.
- Его рисовал преподаватель Николай Кальпидис, рисовали ученики. Он был очень колоритный – в картузе, с бородой. Казалось бы, его просто нарисовать. Но одни глаза чего стоили! – рассказывает Комаров.
Про взгляд Селиванова вспоминает и Виктор Самошкин, несколько раз писавший Селиванова:
- Он сморит на тебя, как будто спрашивает: «Можно ли тебе доверять? Не обманешь ли ты меня?».
Причины для такого недоверия были. Рассуждения о человеческой подлости и хитрости нашли отражение в работе Селиванова «Обезьяна».
«Обезьяна»
Как минимум дважды Ивана Егоровича обвиняли не то в воровстве, не то в ненадлежащем исполнении служебных обязанностей. Обвиняли напрасно. Но последствия для художника могли быть самыми серьёзными. А уже на склоне лет Селиванов одолжил крупную сумму молодой женщине. Иван Егорович всегда жалел, что жизнь не дала ему возможности учиться. И расчётливая мошенница убедила Селиванова, что деньги нужны ей для получения образования. Когда обман раскрылся, художник обратился в милицию. Хотел, чтобы долг возвратили если не ему, то государству. Но деньги аферистка так и не вернула.
Домашних животных и птиц он понимал лучше, чем людей. Кажется, безгранично доверял Селиванов только одному человеку - супруге Варваре Илларионовне.
«Портрет жены»
Хотя, судя по воспоминаниям знакомых примитивиста и его дневникам, была она эдакой «женой Сократа». Увлечение мужа живописью не одобряла и вообще была не лилейного нрава. Это видно и по портретам Варвары кисти Селиванова. Но любила Ивана Егоровича, иначе бы не смогла столько лет прожить с этим чудаком и аскетом. Овдовев, Селиванов затосковал. В этот период он пишет одну из самых известных картин – «Кот на снегу».
«Кот на снегу»
О загадках Селиванова. Его молодость совпала с периодом индустриализации – конец 20-х – начало 30-х. Однако Нина Катаева и другие исследователи пишут, что в те годы он с трудом находил работу. И его судьбу разделяли многие ровесники художника. Для меня стало открытием, что в СССР периода индустриализации безработица была столь массовым явлением.
В те годы, когда с Селивановым познакомились Виктор Самошкин и Олег Комаров, художник работал сторожем – на рынке, в краеведческом музее. Хотя за свою жизнь освоил профессии слесаря, путевого обходчика (в железнодорожной шинели, которая стала неотъемлемой частью его образа, ходил много лет).
«Путевой обходчик. Автопортрет»
Да и вообще Селиванов, выросший в деревне, многое умел. Почему же, ещё не будучи стариком, ушёл в сторожа? Ответа на этот и многие другие вопросы так и не нашёл. Иван Егорович редко рассказывал знакомым о себе. В молодости Селиванов был печником, однако Виктор Самошкин рассказывает, что в Прокопьевске не видел ни одной печи, сложенной Селивановым.
По словам Самошкина, образование Селиванова, скорее всего, ограничивается тремя классами. Дома у него хранились журналы, учебник по рисованию. А книгочеем он точно не был. В дневниках Ивана Егоровича встретил упоминание только одного литератора – Льва Толстого. Но, кажется, для художника значим образ знаменитого писателя, а не его сочинения. Виктор Самошкин подарил Селиванову книгу о Михаиле Ломоносове. Художник обрадовался подарку: ведь он, как и Ломоносов, тоже родом с Севера и тоже проделал огромный путь пешком. Читал ли Иван Егорович другие книги – художественные и научно-популярные, - неизвестно.
Виктор Самошкин дарит свою картину Селиванову. Фото из архива В. Самошкина
Олег Комаров не помнит, чтобы в доме Селиванова было радио. А телевизора – точно не было. Иван Егорович до всего доходил собственным умом. Сам себе космос. Этим, как мне кажется, и объясняется уникальность картин, созданных Селивановым. Вряд ли такой художник может появиться в эпоху нынешнюю.
Как уже писал, Селиванов питался почти исключительно тем, что сам выращивал. К тому же он не покупал уголь: ходил к железнодорожным путям, и собирал тот, что высыпался из вагонов. Дровами ему служили доски, выбракованные лесоскладом. Пенсия Ивана Егоровича – 48 рублей… А как же история с крупной суммой денег, которую художник дал в долг? Скорее всего, деньги накопились за много лет – гонорары за участие в коллективных выставках, проходивших в столицах. Селиванов не был жадным, но, насколько понимаю, не считал, что в праве тратить деньги на себя.
«Мой дом в Прокопьевске»
Городские и областные власти не слишком привечали художника. Но нельзя сказать, что совсем ничего не делали для Селиванова. Когда жить одному в своём доме Ивану Егоровичу стало совсем не под силу, Горисполком предложил переехать в квартиру. Но Селиванов, любивший свободу, или, как он часто писал в дневниках, «волю», не согласился. Последние две зимы прожил в приюте поселка Инской Беловского района. Сначала жил в комнате, потом прямо на территории приюта ему построили домик. Но избушку соорудили неудачную. Иван Егорович томился, и навещавшим его знакомым говорил: «Будут следить, сбегу!». На новом месте Селиванову пришлось отказаться от привычной пищи. Его кормили, как всех. Питание царское, по сравнению с овощной диетой, которой большую часть жизни придерживался художник. Но знавшие Селиванова говорят, что от казённой еды Селиванов болел. В Инском он уже не пишет картин. Дело, впрочем, не только в перемене привычного уклада жизни. В последние годы Иван Егорович стал терять зрение.
«Счастья люди добры не получат…»
Преподаватели ЗУНИ посоветовали Селиванову написать воспоминания. Собственно мемуаров не получилось. Записи Селиванова фресочны, фрагментарны. Он легко перескакивает из современности во времена своей молодости; из яви в сны.
Иван Селиванов. Фото из книги Нины Катаевой
Художник-примитивист пишет, как сценарист сюрреалистических фильмов. К записям Селиванова применимы современные термины «поток сознания» и «эго-текст» (текст не обязательно о себе, но – для себя). Сказывается мифологическое мышление Ивана Егоровича. Дневники перекликаются со сказками и былинами. Лошадь у него разговаривает человеческим голосом, а потом превращается в собаку. Он пишет, например, о сковородке, из которой работники едят уху, а уха всё не кончается. Почти скатерть-самобранка. Художник видит во сне куриное яйцо, величиной с ведро. Часто голодавший в юности, записывает свои сны про хлеб: хлебные крошки, ржаные сухари, белые булки, дома из батонов. Иногда дневники напоминают прозу Андрея Платонова. Селиванов, давно живущий в городе, мыслит, как деревенский, впервые увидевший урбанистические чудеса. Заводские станки называет «механизмами», а водителя мотоцикла «машинистом».
«Корова»
Постоянно повторяющийся сюжет записанных Селивановым снов: он заходит в незнакомый дом, его приглашают к столу, по крестьянским меркам богато сервированному; но художник чувствует себя чужим, лишним, поэтому отказывается от угощения и уходит прочь.
Кроме сказочно-сюрреалистического пласта, в дневниках много наивных, но подкупающих искренностью сентенций: размышления о счастье, труде, любви (переклички, скорее всего случайные, с поздним Львом Толстым). И даже о современном художнику общественном строе: «Коммунизм ерунда, когда слова расходятся с делами». Крайне резко отзывается о начальниках всех мастей, называя их «кикоморами», но конкретные имена упоминает редко. Такие селивановские записи исследователи называют «антисоветскими письмами». Вот яркий образец. В письме от 28 января 1982 года Иван Егорович размышляет:
«Как же наши государственные деятели хотят построить новое общественное житьё-бытьё, то есть счастливую жизнь для будущего человечества? Прошло шестьдесят четыре года всенародной нашей власти… Стою в раздумье, как столбик вкопан в землю. Счастья люди добры не получат долги-долги времена, а может, никогда… Ворьё растёт везде и всюду ежедневно, как в предосеннее время грибы растут в лесу в урожайные годы! Люди строят для себя счастье из поколения в поколение веками, но счастливо живы и живут немноги. Почему же счастье убегает от народа, али все люди грешны перед богом всенародным? Простой оборванный мужик всегда стоял, стоит перед богом на коленях. Унижен, осмеян мужик самим же богом. Разве мыслимо добиться счастья народу от своих богов, их приспешников и палачей, когда сами боги творят «чудеса», какие им угодно?».
Кажется, в этом фрагменте под «богами» Селиванов понимает тех, кого публицисты называют «вождями». Иван Егорович хотел даже выступить на областном телевидении с обращением к народу, о чем писал знакомой тележурналистике. Селиванов постоянно сомневался в своём таланте и в праве заниматься живописью. Но не мог не понимать, что для многих он – значимая фигура. И, видя несправедливость, считал своим долгом указать на неё возможно большему числу людей. Ни антисоветчиком, ни диссидентом он, конечно, не был. Мечтал об обществе, где не будет нищеты и преступности. По взглядам Селиванов близок к утопическим социалистам и первым христианам. Кинорежиссёр Эльдар Рязанов, посмотрев столичную персональную выставку Селиванова, состоявшуюся в 1987 году, сравнил художника с Емельяном Пугачёвым.
«Автопортрет». 1986 год
И ещё одна особенность художника-примитивиста: он терпеть не мог показухи и лицемерия. Однажды к Селиванову – уже известному художнику – приехала делегация из Москвы во главе с обозревателем газеты «Советская культура». Пришли в избушку Ивана Егоровича. Подарили краски и холсты, наговорили комплиментов. А Селиванов гостей обругал! Дескать, как вы смеете тратить народные деньги, летая на самолёте и из за такой ерунды. Москвичей сопровождали местные горкомовские работники, которых от такого поворота событий чуть кондрашка не хватила.
Селиванов жил обособленно и научился обходиться почти без денег. Волей-неволей возникнут аналогии с Агафьей Лыковой. Но Лыкова умеет быть такой, какой её хотят видеть. Селиванов подобные игры на дух не переносил. Судя по дневникам Ивана Егоровича и по воспоминаниям современников, он был неудобным человеком. Поэтому и не включён в пантеон кузбасских знаменитостей. Селиванов не даёт собой манипулировать и после смерти.
В селивановских записях, опубликованных в упомянутой книге Нины Катаевой, много живого и непосредственного. Но они всё-таки отредактированы. Олег Комаров рассказывает, что первооткрывателем Селиванова-литератора была директор прокопьевской художественной школы Галина Лозненко. Иван Егорович принёс несколько общих тетрадей-дневников, и Галина Макаровна отдала их перепечатывать секретарю – молоденькой девушке.
- Она печатает, и время от времени: «Хи-хи-хи…». Там попадались нецензурные выражения. – вспоминает Олег Дмитриевич.
Для Селиванова не существовало разделения на высокое и низкое. Насколько мне известно, в первозданном виде дневники до сих пор не опубликованы.
«Врагов у меня было много, а друзей не было с самого детства», - писал Селиванов.
Виктор Самошкин предполагает, что из за невысокого роста и субтильного телосложения Селиванов всегда был белой вороной. По словам Виктора Ивановича, именно из такого типа людей чаще всего получаются либо маньяки, либо гении.
- Если общество не принимает человека – он вынужден жить обособленно. – рассуждает Самошкин. - Поэтому люди и уходят в личную философию.
Предвижу реплику: «Мы думали, что Селиванов – добрый дедушка, а он просто монстр какой-то!». У Селиванова непосредственный, почти детский взгляд на мир. Но не наивный. Если уж сравнивать его с ребёнком, то это ребёнок, который знает, что существует не только Добро, но и Зло.
«Портрет девочки»
И ещё неизбежный вопрос: «А он не был сумасшедшим?». Был, если считать сумасшествием стремление к правде и обострённое чувство справедливости.
В Красноярске существует фонд Андрея Поздеева. Поинтересовался у Виктора Самошкина, почему в Прокопьевске не создан фонд Селиванова. Виктор Иванович ответил, что сделать это невозможно. Все свои работы Иван Егорович отсылал московским кураторам, и сейчас живопись и рисунки знаменитого примитивиста разошлись по всему свету. Зато Селиванов – единственный кузбасский художник, увековеченный в бронзе. Малая скульптура установлена рядом с прокопьевским КВЦ «Вернисаж». Идею придумали прокопьевские художники и мариинец Юрий Михайлов. Слепили макет из пластилина, сфотографировали и отправили уроженцу Новокузнецка, а ныне известному московскому скульптору Олегу Ершову.
"Памятник". Фото автора
- Не в обиду другим, это, пожалуй, лучшая скульптура в Прокопьевске. Удивительно, как Олег Ершов почувствовал образ! – подчёркивает директор КВЦ «Вернисаж» Олег Комаров. – Даже сапоги нашёл той эпохи. Только глаза у бронзового Селиванова подобрее. Если посмотреть на фотографию, на которую мы ориентировались, - там взгляд пронизывающий.
Выпить с авторами "Абажура" чашку кофе можно здесь
#1 за Уралом Первая политическая телега Кузбасса и окрестностей Подписаться
Материалы раздела "Сетевые авторы" не являются документальными - это художественные произведения
