Дарья ТРУФАНОВА, студентка журфака

---

Доживу до весны или растаю, как снежинка? С таким вопросом наша героиня в 2019 году шла на очередную компьютерную томографию... На внезапную третью полостную операцию. Третью, за последние девять месяцев. Работа машинистом мостового крана и пережитое онкологическое заболевание заставили эту женщину пересмотреть свои взгляды на жизнь и выбрать новую профессию, в которой уже она сама помогает людям подняться на собственный "мостовой кран", научиться самостоятельно принимать решения, расставлять приоритеты и нажимать на нужные кнопки машины жизни. Сегодня мы беседуем с кемеровчанкой Еленой Точилкиной, с женщиной, пережившей многое и не потерявшей веру в себя.

– Елена, можете рассказать немного о себе? Какой были в детстве? О чём мечтали?

– В детстве я мечтала быть врачом. Настолько сильно, что мама мне к новому году сшила костюм Айболита. Всё как положено: с халатом, с сумочкой через плечо и с красным крестом на груди. Настолько мне было комфортно в этом образе, что даже летом ходила в нём. Уже без халата, конечно, но с той самой сумочкой. В ней всегда лежал бутылек зеленки, рулон ваты и пачка бинтов. Если вдруг у кого - то из моих друзей появлялась небольшая ранка или царапинка, то я тут же бежала сломя голову спасать человеческую жизнь. Так сильно вжилась в роль врача, была буквально одержима медициной. Как - то раз один из мальчишек во дворе даже взревел со словами «Лена, ну ты уже достала, не лезь к нам! Это простая царапина! Она пройдет сама».

– А в юности что-то изменилось? Просмотрев Вашу страницу в «Одноклассниках», наткнулась на фотоальбом под названием «Театральная студия». Вы ещё и в роли актрисы себя попробовали?

– Я человек творческий, с самого детства на сцене. Если в начальных классах был хор, то немного позже уже театральная и немного танцевальная студии. После окончания школы, когда уже пошла работать, два года отходила в любительский театр «Лада» к Сергею Николаевичу Басалаеву. Была у меня однажды даже главная роль – сварщица Вера. Про эту роль я только услышала и сразу сказала: «Она будет моей!». Как сейчас помню. Мой стаж в театральной студии был всего лишь полгода, а главные роли давали только тем, кто уже не первый год занимается. Режиссёр долго не хотел меня брать, проводил пробы с разными претендентками, а когда я его взяла измором, сказал всем, что это роль Лены, то есть моя.

Мне так нравилось, как начиналась эта постановка. Девушка с бодуна заходит на заказ, балкон варить, и первое, что она говорит в квартире у клиента: «Чаю поставь, хозяин». Эта её смелость, открытость, умение чувствовать себя, меня прям поразили! Я тогда не понимала, чем, но сейчас, беседуя с Вами, осознала. Она вела себя искренне, не пыталась скрыть последствия вчерашнего бурного вечера. Если ей нужен был чай для дальнейшей работы, то она об этом спокойно сказала.

– Вы хотели быть такой же искренней?

– Я всегда такая же искренняя. Даже порой чересчур.

– Врач, актриса… Годы шли, вы становились старше, интересы менялись. Может, видели себя ещё в каком-то ремесле?

– Да. Одно время видела себя преподавателем вышивального клуба. Вышивать я люблю с самого детства. И знаете, когда уже накоплено достаточно опыта и навыков, хочется передавать их дальше, но для этого необходим официальный документ. Я загорелась этой идеей. Прошерстила интернет, нашла учебные заведения, где обучают на вышивальщиц. Одним из них был Кемеровский техникум народных промыслов. Позвонила, услышала отказ, но сдаваться не стала. По жизни следую принципу – если у меня что - то не получается, но я этого очень сильно хочу, то обязательно своего добьюсь. Три года я им названивала. Они просто взвыли, получили лицензию на обучение вышиванию и пригласили меня на занятия.

– Как от женских профессий Вы пришли к работе машинистом мостового крана?

– Я очень люблю учиться чему - то новому. Когда пришла работать на «АЗОТ», начальник цеха спросил: «Идёт набор на машинистов мостового крана. Кто хочет пойти?». Я понятия не имела что это, где и как, но сразу же сказала: «Я пойду! Меня возьмут?». Мне ответили, что возьмут. Куда я попала поняла уже позже, в процессе обучения.

– И сколько лет Вы там проработали?

– Всего на «АЗОТЕ» проработала тринадцать лет, из них пять была машинистом мостового крана.

– За все годы тяжелой, брутальной работы ни разу не возникало мысли уйти работать, например, в офис?

– У меня был опыт работы в офисе, там мне было скучно, думаю, всем известно про атмосферу в женских коллективах. А на заводе простой рабочий больше занят своим делом, у него нет времени на всякую болтовню. Поэтому об офисной работе я шибко не задумывалась, несмотря на то, что имею корочки бухгалтера. Да, было и такое время, когда я мечтала стать бухгалтером.

– Насколько тяжелым был Ваш рабочий день?

– Всё что я делаю – люблю. Если, допустим, меня ставили на кран, то уже через полгода давали ученика, хотя обычно в наставники ставят людей с опытом работы от одного года. Я же зануда, все это отмечали. Всегда ходила и всех спрашивала «а зачем этот винтик?», «а вот тут у нас что - то капает, это что?», «а вот тут не нужно подтянуть?». Стоило мне только в чём - то разобраться – сразу становилось скучно, переходила на другую работу. Я искренне не понимаю людей, которые живут от звонка до звонка, от начала рабочего дня до его конца с мыслью «ой, скорей бы домой». Если я прихожу на работу, значит я её люблю, значит она мне в радость, и соответственно, мне легко.

– Оставалось ли у Вас время на саморазвитие?

– Конечно! Для любого человека свойственно саморазвиваться, свойственно повышать свои навыки. Я всегда находила и до сих пор нахожу время на чтение. Могу читать сразу три книги на различные темы.

– Вы из тех людей, кто может одновременно читать, протирать пыль, застирывать одежду, готовить ужин и смотреть какую-нибудь передачу по ТВ?

– Да - да! Ещё и с подругами по телефону могу болтать во время всех этих дел.

– Что послужило причиной вашего ухода из профессии крановщика? Это было как-то связано со здоровьем?

– Нет, это было связано с моим женским началом. Всё - таки «АЗОТ» - это постоянно тяжелые боты и многокилограммовая роба. Даже когда играла в КВН, давала такую идею для постановки: на заводе все безликие, в костюмах и противогазах, черты фигур скрыты. Поставили сценку, в которой парень с цветами ждал на работе девушку. Вышли двое в робе и противогазах, и он начал метаться в поисках избранницы. В итоге подошел к одной фигуре, подарил цветы, а оказалось, что под средством защиты дыхания скрывался мужчина. И тут же девушка снимала противогаз, сверля героя разгневанным взглядом, намекавшим на серьезные разборки. Вот на заводе мне той самой женственности и не хватало. Хотелось надеть красивое платье, модные туфельки. Хотелось общения. Его, конечно на «АЗОТЕ» хватало с лихвой, но это был рабочий и зачастую грубоватый мужской стиль, соответствующий определённому кругозору рабочих.

– Прекрасно Вас понимаю. Очень трудно и физически, и эмоционально прятать за оранжевой каской шикарные кудри, скрывать красивое тело за тяжелой экипировкой и выразительные глаза за противогазом.

– Это неимоверно тяжело!

– Уходя от разговоров о Вашей юности и местах работы, хотелось бы поговорить о пережитой Вами болезни. Вы всё ещё не против поделиться своей историей?

– Нет, не против. Только не слишком глубоко.

– Хорошо, Елена. В сюжете телевизионного моста «Видимости» от 5 сентября 2018 года было сказано, что Вам не могли поставить диагноз на протяжении семи месяцев. Почему такой большой срок?

– Потому что рак в самом начале заболевания очень тяжело распознаётся. Начинает падать гемоглобин, ставят анемию, отправляют к гематологу. Человек начинает очень сильно худеть. Появляется множество симптомов, похожих на другие болезни. Мне тогда пришлось обойти практически всех специалистов, даже к лору и зубному направляли, различными путями искали причину моего ухудшающегося состояния.

– Какова была Ваша реакция на поставленный диагноз?

– Перед объявлением окончательного диагноза у меня был ряд негативных событий в жизни. Этому периоду я даже дала название «Проверка на прочность. Всё по - взрослому». Колотило меня сильно, буквально каждый день. В эмоциональном плане была выжата как лимон.

– В том же сюжете, Вы сказали, что считаете причиной своей болезни подавление воли эмоций. Как вы пришли к такому умозаключению?

– Я всегда была сторонницей теории психосоматики, проявляющейся у меня с детства. Если мне говорят что - то сделать, а я этого не хочу, сразу поднимается температура, ухудшается самочувствие, появляются симптомы простуды. Стоит мне только сказать, что делать этого уже не нужно – махом всё само собой проходит. По этой причине многие обвиняют меня в симулировании, но если в этот момент мне поставить градусник, то можно действительно увидеть повышенную температуру.

Я много с кем разговаривала: с одной онкопациенткой, с священником храма свт. Спиридона Тримифунтского, с своим знакомым коучем. Они, в свою очередь, вели беседы с другими людьми. Вместе мы убедились, что перед болезнью люди обычно попадают в какие-то сложные жизненные ситуации. А сложные ситуации – это, в любом случае, оставшиеся обиды. И именно эти непроговоренные обиды, невысказанные эмоции дают о себе знать. Камень души становится камнем в теле. Мы все, естественно, не научные сотрудники, но, тем не менее, сошлись в одном: онкология приходит вслед за стрессом. И, конечно, стоит учитывать экологические факторы нашей жизни.

Первая моя операция была в третьей городской больнице. Когда сказали перенести в онкологическое отделение стёкла с опухолью и дали их в руки, я отчётливо осознала, что держу свои обиды. Тот камень, что долгие годы носила в душе, лежал у меня в руках. Сейчас я всем рекомендую сразу же давать волю своим эмоциям, плакать, но плакать «по таймеру» – определённое количество времени, чтобы не перейти в депрессию, не зажалеть себя. Задавать себе вопрос «насколько мне тяжело?». Давать ответ в количестве времени, например, «часа на два рева, нормально». Если родственники дома – просто говорить им, что хочется поплакать. Если не получается пустить слезу, брать грустную или очень эмоциональную книжку. Почтить, нареветься – поставить таймер, поплакать – успокоиться. Давать себе разрешение, чувствовать себя живыми.

– Похвально, что Вы стали поддержкой самой себе. Но, наверняка, есть кто-то ещё, кто поддерживал Вас в этой непростой ситуации?

– В первую очередь мне помогал Бог. Только он знает, что и в какой мере нужно тому или иному человеку. Родственники первые два месяца вообще не знали о моей болезни. Когда готовилась к первой операции, понимала, что на 95% это рак, но даже мужу не говорила об этом. Он узнал только тогда, когда привёз меня на госпитализацию и то лишь потому, что попросила не уезжать, подождать немного, потому что из - за превышенного в девять раз онкомаркера меня могли отправить в другую больницу. Если бы не та ситуация, он бы о диагнозе тогда и не узнал. Уже после операции пришел анализ, подтверждающий диагноз. Я даже научилась его выговаривать: «низкодифференцированная аденокарцинома». Долго тренировалась, чтобы выговаривать в диалогах с врачами.

Поддерживал меня и юмор. Без него вообще никуда. Было и такое, что друзья звонили, хотели меня поддержать, а получалось так, что ещё я их поддерживала. Самое тяжелое, когда люди на меня живую надевали своими словами саван. Одна девочка позвонила однажды и говорит: «Лена, не умирай, я не хочу тебя хоронить, я уже брата потеряла, ты у меня такая опора». Изначально таких людей я успокаивала, но позже уже четко давала понять, что не нужно саван на меня накидывать. Я ведь ещё живая! Сдаваться не собираюсь! Конечно, понимала, что всё было сказано с любовью, что люди искренне за меня переживали, но морально подобное слышать просто не могла.

Очень сильно поддержали и друзья, даже те, с кем мы были знакомы только в социальных сетях. Через эту поддержку я увидела, насколько теплый наш город Кемерово и дружны кемеровчане.

– Хватало информации о болезни от врачей, или же Вы хотели узнать больше всё-таки от людей, столкнувшихся с ней лицом к лицу?

– Знаете, я в интернете ничего вообще об этом не читала, не расспрашивала врачей про болезнь. До сих пор мало что знаю про рак. Когда выбирала онколога, общалась с пятью врачами, среди них увидела своего человека, того, к которому испытала искреннее доверие. Ему сказала: «Я не пациент, я – партнёр. Вы как учились лечить рак, так и лечите, а я буду заниматься своей душою». Таким образом, не мешая лишними знаниями, я помогала своему врачу в терапии. Работала и с онкопсихологами, обычные психологи не выдерживают в таких случаях эмоционально. Многие врачи и психологи, которые знали меня до болезни жизнерадостной, позитивной, сейчас, когда к ним прихожу и выкладываю всё, что накопилось, смотрят на меня и говорят: «Лена, ты сама на себя не похожа, в жизни абсолютно другая, не может человек столько носить в себе и при этом быть таким жизнерадостным, создавать какие - то проекты». Многие удивляются, как я вообще улыбаюсь при такой жизни. Именно по этой причине теперь хожу только к тем врачам, которые меня не знают.

– Думаю, мы можем отойти от темы болезни и поговорить о Вашем детище, о проекте «Онко 42». Он был создан больше для информирования или же для моральной поддержки онкопациентов?

– Когда я его начинала, у меня были одни мысли. Позже, когда уже вышла из проекта (он уже год как закрыт), пришло осознание истинной цели: я так сильно перепугалась того, где нахожусь и что со мной происходит, что было просто необходимо с кем - либо объединиться. Чтобы занять и себя, и людей, не давать возможности даже думать о болезни. Можно сказать, что я создала эту группу в состоянии шока. И знаете, очень рада, что всё случилось именно так, потому что видела абсолютно разные реакции на диагноз людей в отделении, где лечилась.

– Как люди узнавали о проекте? Как реагировали?

– Я же активная горожанка, меня многие в городе знают. Если ввести в поисковике моё имя и фамилию, то страница будет высвечиваться в первых же строчках. На своей странице я написала однажды, что хочу сделать фотосессию, пообщаться с людьми, с теми, с кем можно поделиться. Близким ведь не всегда хочется говорить насколько тебе больно и плохо. А когда собираются единомышленники, то становится легче. Мы даже молча друг друга способны понять. Это знаете, как я шучу: В послеоперационной палате если сказать: «Я пукнула!», все начинают отвечать: «Вау!», «Поздравляю!». Все радуется тому, что кишечник начал работать, тому, что всё хорошо. А если это в другом месте, то вряд ли тебя поймут. Общение было лишь половиной от всего того, что мы делали сообща. В большей степени в сторону жизни мы двигались посредством различных фотосессий, занятий с психологами, посещения театров и кинозалов.

– По Вашим постам можно заметить, что Вы часто употребляете слово «благодарность». Что оно значит для Вас?

– Не знаю, каким путём, но я ещё в детстве пришла к этому слову. Может, от фразы «всё, что не происходит, всё к лучшему». Просто привыкла во всём искать только хорошее, настраивать себя на мысль, что всё не просто так, что через определённую ситуацию я чему - то должна научиться. Даже во время болезни всем говорила, что не болею, а учусь. Как человек сильный, училась объяснять себе, что имею право на помощь, училась о ней просить. Это было очень тяжело, но мне эту помощь оказывали. Отсюда и взялась моя бесконечная благодарность.

– А слово «благодарность» связано с Вашей нынешней профессией?

– Да, связано. Когда поняла, что выхожу в ремиссию, что Боженька меня на земле оставил, сделала вывод, что нужна этому миру. Выучилась на коуча, между курсами химиотерапии прошла сертификацию. К окончанию лечения была уже профессионалом нового дела и задумалась о том, что действительно могу дать людям, что я сейчас хочу. Почувствовала в себе желание просто ходить по улицам и трясти людей: «Человек, ты сегодня жил или существовал? Что ты сделал, чтобы жить?». Подумала, что если буду делать так в реальности – меня точно не все поймут. Стала искать более корректные способы осуществления своей идеи и решила выучится на игропрактика. 11 марта 2019 году у меня было последний курс химиотерапии и в этот же день я проплатила обучение. 13 марта, приходя в себя, приступила к занятиям. Просто к сведению: химия – это такое состояние, как будто сильно отравился, там же яды. Понимаете в каком состоянии я начала обучение?! Настолько сильно я стремилась к цели помочь людям встряхнуться и добавить в свою жизнь жизни.

– Вы считаете, что человек сам способен управлять своей жизнью или же ему должны дать толчок извне?

– Никто никому ничего не должен. Я всегда говорю людям: «Я несу свою миссию. Провожу игры с собственной целью». Каждый ведущий ставит перед собой цели: кому - то важно просто заработать, кому - то второе, кому - то третье. Лично я веду игры так, чтобы людей именно встряхнуть. А уж сколько чего человек возьмёт от этого и каким образом воплотит в своей жизни – решать только ему.

– Можно тогда сказать, что профессии коуча и игропрактика схожи с профессиями психолога и психотерапевта?

– Можно. И в коучинге, и в игропрактике прорабатываются вопросы из всех сфер деятельности человека, производится работа по улучшению качества жизни.

– Ваши игры –исключительно авторский продукт или Вы опираетесь на работы известных практиков?

– Авторских игр у меня пока нет, но они уже есть в задумках.

– Например?

– Пока не стоит об этом говорить.

– Вы работаете с людьми разных возрастов?

– Играю со взрослыми. Начинала проводить игры и для подростков, но, всё - таки, там необходимо специальное образование. Раз попробовала, поняла, что это совершенно другой жизненный опыт, другое мировоззрение. У взрослых есть понимание того, с какой проблемой и целью они идут на игру, подросток же ничего этого ещё не имеет и редко понимает для чего ему это нужно и нужно ли в принципе.

– Елена, получаете ли Вы от коучинга и игропрактик что-то кроме финансовой выгоды?

– В процессе игр и коуч сессий я устанавливаю сонастройку с каждым участником. Он в себе прорабатывает определенные моменты, а я вместе с ним. С каждым игроком веду себя по - разному: с одними нужно быть максимально жесткой, с другими – помягче. Также польза есть в том, что я выполняю свою миссию – несу социальное служение, что является самым женским делом.

– Коуч и игропрактик – это смежные профессии или совершенно разные полюса?

– Коуч – это коуч, игра – один из методов работы коуча. Допустим, прямо сейчас, сидя за столом, я могу провести коуч сессию с помощью лежащей здесь ручки, пульта и планшета для бумаг.

– Можете поделиться планами на будущее?

– Планы на будущее я поставила себе ещё подростком, когда прочитала, что у пожилых людей вся жизнь видна на лице. Поэтому, когда буду очень взрослой, дай Бог у меня это получится, хочу, чтобы на моём лице было много - много солнечных морщинок, ведь не зря же я так часто улыбаюсь. Хочу стать в старости солнечной, привлекающей внимание подростков, вызывающей желание перенять мой опыт. Я себя на это настроила, к этому и стремлюсь.

– Настрой у Вас есть. А в чём-то новом планируете себя попробовать?

– Я уже привыкла менять сферу деятельности каждые три года. Куда меня занесет в будущем – пока даже не знаю. Несколько дней назад подписалась на марафон «Пишу книгу» и уже сегодня выставила в социальных сетях пост с опросом «Что бы вы хотели видеть в моей будущей книге?». Люблю всё новое, люблю раскрывать в себе новые грани.

История Елены доказывает, что каким бы сложным не был диагноз, жизнь на этом не останавливается. С болезнью можно и нужно бороться. Но лучше всё-таки ее предупредить или вовсе не допустить, вовремя проходя медосмотры.

Елена, хочется от всего сердца пожелать вам крепкого здоровья, успеха, карьерного роста и признания. Пусть ваша работа приносит вам только удовольствие и никогда не надоедает.

---

Фото из личного архива Елены Точилкиной

---

Выпить с авторами "Абажура" чашку кофе можно здесь

---